Задние комнаты собора святой Софии были пусты, вернее, освобождены. Специально для желавших помолиться в тишине офицеров и полководцев. Ныне была очередь Мефиктуса Никейского - доместика экскувиторов. Один из приближенных императора Льва III, взявшийся невесть откуда. Говорят, что именно он подбил нынешнего Базилевса на восстание.
Древний изучал мозаичное панно, что занимало добрую половину стены собора. "На что порой способен человеческий ум, и все ради славы! - Мысленно усмехнулся вампир. - Полководец иль художник, богослов иль антихрист. Разницы нет, всем нужно одно". В просторную залу зашли; звон железа и ровные шаги - выдавали в прибывшем солдата.
- Арабские корабли начали движение, три мили они преодолеют меньше чем за час. - проговорил топотерет преклонив колено - Его Императорское Величество призывает всех отдать последние распоряжение перед штурмом.
Вампир устало прикрыл глаза. Очередная война, очередная битва.
Только поле боя доставляло ему хоть какие-то эмоции. Жестокость, злоба, презрение - все что осталось от некогда большой палитры чувств. Три цвета, которые смешиваются в тьму, что обозначает полную пустоту в душе Древнего.
- Отправляйся с посланием к императору. - бросил через плечо Мефиктус. - Экскувиторы не будут вести в бой обычных граждан, пусть укрепят другие тагмы или вообще отправьте на стены.
Чем меньше будет этого визжащего скота в порту, тем лучше. Как у предводителя элитного кавалерийского отряда, у него не было большого желания отводить коней, из-за вездесущих ополченцев. А доводы: "у противника трехкратное преимущество по числу бойцов, и пятикратное по числу обученных бойцов" - совершенно не работали. В поражение он не верил. "Будет туго, так разорву всех в одиночку!" - мысленно воскликнул Древний, им вновь начал оборевать приступ злости. Сжав кулаки он дождался, когда шаги помощника стихнут и, взглянув на панно, проговорил яростным шепотом:
- Верни мне мою жизнь! - шлем, который он держал в руке, заскрипел под хваткой пальцев доместика, кованый металл легко мялся, кожа, что уплотняла макушку, рвалась. - Верни!
Злобный крик эхом разнесся по собору, ворвавшись в главный зал, где молились прихожане. Дети, женщины, старики и даже сам патриарх замолкли и обернулись на звук. Послышался звонкий удар - это шлем ударился о стены, мозаика с изображением Господа разбилась.

В этом мире существует множество истин, как простых, так и сложных. Одна из них: "лучшие обманщики - это обманщицы". Женщины во все века были хитрее мужчин, сие есть их природа, ибо обязанность девушки, женщины, матери, одна - направлять и таким образом защищать себя и любимых. Однако благородные обязанности не означают, что прекрасный пол будет использовать свои способности лишь во благо. Отнюдь, как и мужчина использует силу, чтобы нажить богатства и власти, так и женщина не гнушается блеснуть своими талантами там, где она считает это полезным. С годами амбиции полов становились все выше их предназначения, которое удалялось из людских душ, запиралось за сакральными печатями, лишь для того, чтобы освободить дорогу ведущую в никуда.
Пропасть для человечества с каждым веком становится ближе.
Свет ярких солнечных лучей, круглый год освещавших улицы столицы мира, проникли в образовавшуюся брешу в одном из окон величавого собора. В комнате они сразу натолкнулись на массивную фигуру; облаченную в тяжелый, по меркам века, доспех.
Древний, обернувшийся на голос посторонней, был весь освещен уличным светом, что лился прямиком из "раны" создателя всего сущего, который до сего момента освещал своим мозаичным ликом всяк входившего в просторную залу. Солнечный свет не причинял никакого вреда Мефиктусу, лишь легкое покалывание на коже.
Аура, стоявшей перед вампиром, женщины, - сразу не понравилась вампиру. Сие был отвратный запах демонов, пусть и не четкий, и раз она решила обратиться к нему, то видать чин не из последних. И именно это и настораживало.
Подобные встречи не бывают случайными.
Уверенный взгляд с минуту осматривал вторженку. Образ ее был мутным для Древнего, она казалось ему великой красавицей, а затем усохшей старухой. Тоже было и с запахом и даже интуицией, которая его никогда не подводила, все чувства говорили одно - неизвестность.
До селе забытое любопытство ожило в мужчине; вытеснив жгучую ярость, оно заставило Древнего процедить холодным тоном:
- За мою жизнь не ответил никто - он чуть качнул головой в сторону разбитой мозаики как бы показывая "этот нем, как и все ему подобные, что с низу, что с верху".
Чем дольше он смотрел на женский образ, тем сильнее в нем вспыхивала жажда. Будь он не так стар, то в святом месте уже сейчас началась бы жуткая резня. Однако контролировать себя вампир умел, впрочем, сие он считал причиной своих страданий. Быть может, поддайся он в свое время желаниям, то сейчас бы походил на своих братьев, что, и по сей день, желая угодить матери строят бессмысленные планы, придумывают "великие" цели. "Все пусто, все вздор!" - воскликнул однажды Древний в разговоре с братьями. Строить семьи, создавать марионеток, - все домыслы, которые альфы сами себе и придумали. "Цель жизни лишь одна - получать удовольствие от каждого ее аспекта. Даже самого ничтожного." - после сказанного он отрекся от родных. Игры в богов слишком скучны в своей чванливости.
И вот уже больше половины тысячелетия, вампир не может получать того, что ему так нравилось. Жизнь, такая богатая на события, поражавшая его своей многогранностью, непредсказуемостью, - превратилась в нечто пустое. Был ли он в ответе за это? Ибо в своем стремлении желал получить все, насладиться каждым моментом, и в безумном голоде - пресытился. И теперь в бессилии он пытался вернуть былое, но ничто не помогало. Веками он спал, в надежде своим ожиданием вернуть голод, эффект от этого был, но лишь на краткие годы.
Мефиктус сделал шаг в направлении девушки; тень его полностью заслонила её. Пурпурный плащ, скрепленный золотой цепью на мощных плечах воителя, колыхнулся от дуновения ветра, что проник в помещение все через ту же "рану", которую нанес мозаике шлем доместика.
- Будьте уверены, - начал мужчина, в голосе его чувствовался командирский металл, - я знаю чего желаю.
Весь вид его показывал, что он не позволит тратить его время на пустоту.
В его существовании и так было ее достаточно.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (2016-08-04 15:25:02)

Среди всех живых, Древний, ставил выше прочих - мудрецов. Умнейшие люди, что прославили свое имя не в захватнических войнах или великой отвагой в битвах, нет, их чернилами на страницах истории были научные изыскания. Иногда, сложнейшие умозаключения, что вкладывались в простейшую по своей сути фразу; бывало, и целые трактаты посвящённые той или иной отрасли. Люди умны, что раньше, что ныне, что в будущем. И вампир уважал их за это; самых просвещенных он считал равными себе, в свое время Мефиктус тратил жизни, чтобы быть среди легендарных философов и математиков.
Древний никогда не жалел об этом.
Хотя и часто задумывался, правильно ли он делал, что не обращал великих ученых. Эти люди были так же одержимы жизнью, как и он сам; желали узнать все, изучить и испытать. К сожалению, всему виной треклятые принципы, результат многочисленных ошибок. Вампир любил и был любим, еще на заре времен у него были друзья, что следовали за ним, окружая его в любой момент жизни. Любовь и дружба, два сакральных события, о которых мечтает каждый, однако и здесь у мироздания есть баланс, жестокий ответ, что способен перекрыть невероятное по своей силе счастье, - предательство. Жуткая тень, которая нависает над любыми отношениями, и нет здесь исключений. Древний не раз испытывал дикую боль, когда его предавали, не раз получал невероятное удовольствия, вкушая последствия собственного предательства. Однако, сие ощущение он сделал запретным, за ним последовали и другие ограничения: не обращать, не приближать, не любить. И пусть жизнь была все такой же красочной на яркие чувства, но вампир скучал без таких столпов. Тем не мене, в своей гордости он не смел нарушить то, что сам же и придумал. Законы, вернее, рамки, сковали его и, с летящими в праздности веками, ощущение это только усиливалось.
До сказанных женщиной слов, вампир никогда не задумывался о том, что, по сути, сам лишил себя того, что так желал, и без чего жизнь не была жизнью.
Но признание этого факта, уж слишком простого, чтобы быть правдой, не далось ему с наскока.
Древний лишь усмехнулся, качнув головой, он отогнал тяжелые мысли, взгляд его упал на дверь. Выход, что вел к тем крупицам эмоций, которые остались в нем. Войны и битвы рождали в нем:  жестокость, страх, ярость, - первобытный клубок, в который вплетались тысячи человеческих судеб.
Сделав шаг в направлении к заветному, Мефиктус, остановился. Тому было две причины. Первая - интуиция, которая подсказывала хозяину, что драгоценные минуты жизни стоят этого странного разговора. Вторая - голод. Несмотря на то что этой ночью он знатно пировал, ибо не хотел сорваться во время кровавого сражения, сейчас вампир вновь желал насытиться. Да так сильно, что сотни сердец прихожан и священников, начали отбивать в его голове настоящий марш. Захрипев, Древний сжал кулаки, дыхание его сделалось прерывистым и, зашарив глазами по комнате, он заметил кувшин с церковным вином, что стоял в темном углу. Накинувшись на него, как одичавшая дворняга на отвоеванную кость, мужчина принялся пить. Жадные глотки были шумны; струйки вина стекали по лицу и миниатюрным водопадом падали на доспехи.
Разумеется это не помогало. "Треклятые демоны, смеют тратить мое время, играться с моей головой!" - отшвырнув полупустой кувшин, вампир воскликнул:
- Я желаю, чтобы ты - он резко обернулся, внезапно командирский крик пропал. Ему на смену пришел едва слышный хриплый шепот, - исчезла.
Глаза темного золота, что были достоянием Древнего, наконец сделались ясны. Наследие Матери не способен был обмануть даже сам Сатана с его тысячей лживых ликов. И сейчас, образ, который до того являл собой то красивую девушку, то великостепенную старуху, прояснился. Перед вампиром предстала невероятная картина: распрямившееся существо, с кожей цвета темнейшего из турецких гагатов; тело создания покрывала, истлевшая в огне времен, роба, что развивалась от легчайших дуновений ветра, лицо было почти полностью скрыто капюшоном, виднелись лишь сшитые золотой нитью губы, на которых застыла хитрая улыбка. Расширенные зрачки остановились на невероятном венце, что покоился на голове Древнейшей. Полыхавшее зерно на чашах, не испускало дыма, а лепестки роз, небрежно разбросанные под ногами существа, не радовали своим приятным ароматом.
- Я знаю кто-ты(!) - все так же тихо и медленно прошептал вампир, в голосе его слышалось удивление и непонимание.
Он сделал шаг из своего темного угла, глаза вновь стали цвета неба и образ исчез. Перед ним вновь стояла красивая девушка. Однако, Мефиктус уже не смотрел на нее с прежним высокомерием и безразличием. Взор его походил на взгляд кролика, что встретился с удавом.
- У меня тысячи имен, но, как и у единокровных сестер и братьев, лишь одно настоящее. - Произнес Древний, сам не зная зачем, ибо существо не спрашивало его имени. - Альфа, так назвала нас Мать.
Полминуты вампир молчал, нахлынувшая на него буря хаотичных мыслей полностью вытеснила все прежние заботы. Голод, приближающаяся битва, - все это его уже не волновало.
Наконец Древний выхватил одну из безумных мыслей, пожалуй, даже самую безумную. В его взгляде появилось любопытство. Внезапно, он приблизился к девушке, да столь быстро, что если бы в комнате присутствовал человек, то его глаз не смог бы уследить за такой скоростью. Схватив девушку за плечи, он не сильно тряхнул ее и возбужденно спросил:
- Ты способна чувствовать?!
В голосе чувствовалось волнение. Она сама хотела, чтобы Древний сказал чего желает, что ж, он покажет наглядно.
- Быть может страх?! - Сказано было уже у массивной двери, к которой вампир так же быстро и внезапно припер девушку. Его мужественная улыбка исказилась уродливым оскалом. Ряд острых, как бритва, клыков появился на красивом лице.
Пребывая в жуткой эйфории, что уже так давно была им забыта, он, с трепещущем сердцем, смотрел в глаза существу.
- Или боль?! - прохрипел вампир, его правая рука схватила, по виду хрупкую, Минерву за горло и легко подняла в воздух. Глаза его, смотревшие снизу вверх, внимательно изучали создание.
Однако, и это продлилось лишь мгновение. Опустив ее на землю, мужчина все так же безумно наблюдал за ней, не упуская хоть какого-нибудь изменения на красивом лице. Клыков уже не было, а рука сжимавшая горло, закопалась в женские волосы.
Очередной порыв, вызванный новой сумасшедшей мыслью в его воспаленном сознании. Вампир поцеловал Всадницу. На губах его еще был свеж привкус вина; свободная рука переместилась на грудь девушки, и с привычной для мужчин грубой силой, но в тоже время и нежностью супруга, принялась ее ласкать. Безусловно, он хотел доставить ей плотское удовольствие.
Через несколько секунд, Древний, так же внезапно отпрянул. Глаза безумца из-за игры света и тени были разных цветов; правый темный, а левый же светлый, давний феномен, что он получил еще при рождении. Возбуждение читалось в каждом его движении, однако, оно было вызвано не поцелуем, - надежда - вот причина. Надежда, что своей теплой водой оросила уже иссохшую палитру эмоций и чувств вампира, освежая краски, делая возможным пусть и не на долгий миг, но сделать еще несколько мазков по холсту; все, что дремало в глубине его души, ожило и, нахлынув мощным штурмом, ослепило разум, заставляя мужчину идти на невероятные глупости, лишь бы подтвердилась догадка.
- Хоть что-нибудь? - уже шептал вампир; вид у него был как у капризного ребенка, который знал, что нельзя, но согласиться с этим не мог.
Продолжая судорожно шептать свой вопрос, перебивая и не давая всаднице ответить, он, лихорадочно думал - "Ведь, если существо, что видело появление первых звезд, может чувствовать и ощущать, то значит и я способен! Что мои восемнадцать тысяч в сравнении с ее возрастом?! Ежели ответ да, то получается, что это моя вина в страданиях, которые мучают меня уже половину тысячелетия". Даже, если она не способна чувствовать все, но хоть что-то, самое первозданное - страх, боль, похоть. Хотя бы одно из них, уже давало ему шанс на счастливую жизнь на протяжении сотни тысяч лет. Нужно лишь просто лелеять свои ощущения, не пресыщаться ими, дабы всегда иметь возможность утолить свой голод.
Обо всем этом он не молчал; сбивчиво, сумбурно и все так же возбужденно, вампир озвучивал Минерве свои мысли, ибо опасался, что она не поняла почему он делал все это или, вообще, обиделась и исчезнет так же внезапно, как и появилась. Древний не желал навредить ей, им двигала жажда свободы. Посему, он рассказывал поворотные моменты жизни и пустяковые мелочи, которые по его мнению повлияли на его положение и обрекли на страдание. Исповедь, которую ранее Древний поведывал лишь Матери в своих снах, но если ее реакцию он знал то, как поведет себя великое создание не мог и предположить.
Альфа хотел испытывать голод, но и желал хоть как-то насыщаться, ведь, полное отсутствие пищи, означало, что рано или поздно, он перестанет желать всего того, что еще помнит и, что всплывало в нем ныне.
Говорил он не меньше четверти часа и наконец остановился; он ждал ответа, затаив дыхание.
Способна ли Минерва чувствовать хоть что-нибудь?

Покуда в Софийском Соборе творились невероятные и даже немного пошлые события, от которых лишился бы чувств не только Патриарх, что старался читать священные стихи своей пастве, не обращая внимания на шум и гам, доносившийся из задних комнат, но и сам Базилевс, увидев чем занят его доверенный полководец, опешил бы, арабский флот двигался в направлении порта, где уже расположились войска римской армии. Времени оставалось все меньше, Лев уже объезжал свои тагмы, проверяя все ли готово. Посему, топотерет, обеспокоившись отсутствием начальника, оседлал коня и вновь поспешил к Собору.

Отредактировано Lestat de Lioncourt (2016-08-05 19:02:11)